В Монце открылась выставка Bellissima, L’Italia dell’alta moda. 1945—1968 («Bellissima. Высокая мода Италии. 1945—1968»). Журналист, журналист моды Елена Стафьева была на ней, чтобы оценить старания кураторов и лучше понять значение большой итальянской alta moda.
Монца, который у меня поныне вызывал ассоциации лишь с гоночной трассой где нибудь под Миланом, оказался, во-первых, практически что что районом Милана, а второе, чрезвычайно живописным, с прекрасным парком и Палаццо Реале, где выставка и разместилась. Дворец Короля начали строить при Марии-Терезии, продолжили при Наполеоне, а закончили при Умберто I — тут, в этом парке, как раз под окнами дворца его и убил анархист Гаэтано Бреши.
Дворец давно возрождают, реставрация уже почти что что закончена, и вот в изумительных классицистических залах с резьбой и лепниной цвета нежного зефира и разместили выставку. Это не первое её появление на публике: перед этим она провела почти что что полгода в Риме, в музее современного искусства MAXXI, выстроенном Захой Хадид. Я была там, очень хотела написать о ней, но не написала из-за различных причин, и по сей день счастлива, что есть повод это сделать.
А повод вполне полновесный, потому что перенести выставку из футуристического пространства Хадид в обычные залы дворцовых комплексов без заметных перемен было невозможно. Разделы выставки остались прежними — «Космос», «Экзотизм», «Чёрное и белое», «Как искусство» и иные, — но их сознание сильно поменялось. Если в MAXXI манекены были расставлены в огромном бетонном зале на длинном волнообразном подиуме единой колонной, то тут они стояли группами в залах, и нужно было идти по анфиладе, чтобы увидеть всю экспозицию. Конечно, для выставки, призванной показать, что послевоенная итальянская мода была подобный прорывной, как и послевоенное итальянское искусство, свободное пространство Хадид куда выигрышнее, чем дворцовые интерьеры, но тем интереснее было увидеть, как кураторы — Стефано Тонки, Мария Луиза Фриза и Анна Маттироло — управятся со своей задачей.
Название этой выставки — Bellissima — отсылает к одноимённому кинофильму Лукино Висконти с Анной Маньяни, а он, со своей стороны, к недолгой послевоенной мировой славе студии «Чинечитта», когда её называли «Голливудом на Тибре». Там снимались многие голливудские звёзды, а именно Ким Новак, Ингрид Бергман и Ава Гарднер. И новая итальянская мода возникала в определённой степени говоря по существу вокруг необходимости их одевать. Это дало большой стимул итальянскому производству — на выставке в Палаццо Реале добавлена секция, посвященная итальянскому текстилю, который очень хорошо выпускается до данных пор, — от Agnona до Marzotto. Непомерная галерея заполнена витринами с историческими каталогами тканей, с рекламными проспектами производителей, с фэшн-съёмками и отрезами, из которых костюмы для фотосессий были сшиты. Ничего этого в Риме не было. То же самое произошло и с вышивальными мастерскими — к примеру как Pino Grasso Ricami, — образцов работы которых тут тоже стало больше.
Ещё в Монце, по сравнению с Миланом, обновили коллекцию винтажных украшений Bvlgari, главного спонсора этой выставки. И в Риме, и в Монце, конечно, были знаменитые часы Serpenti в виде редких образцов с конца 40-х до конца 60-х. Например, в Монце сегодня можно заметить прекрасной красоты Serpenti 1967 года, где все чешуйки змеи покрыты многоцветной эмалью, а глаза — это жёлтые бриллианты. Но самое достаточно хорошо тут — парюра 1968 года (ожерелье, кольцо и браслет) из золота с аметистами, цитринами и бриллиантами. Вещи из личной коллекции, которых не было в Риме, тут выглядят просто космически. Которые составлены из замысловатой формы ромбов, они поражают особенной смелостью даже с современной точки зрения.
Часы Serpenti, Bvlgari, 1965
Эльза Мартинелли в украшениях Bvlgari. Рим, 1964
Часы Serpenti, Bvlgari, 1967
Но если тема «мода и кино» довольно традиционна, то тема «мода и нынешнее искусство» сейчас важна чрезвычайно, потому что мода хочет быть все ближе к искусству. И вот тут итальянская alta moda может кое-чему научить. В послевоенной Италии — с разрушенной промышленностью и дефицитом всего — искусство, дизайн и мода начали развиваться сумасшедшими темпами, на фоне лишений и общего развала. Говоря по существу тогда рождается известен оп-арт Виктора Вазарели, абстракционизм в стилистике группы ZERO — Лучо Фонтана, Пьеро Мандзони, Паоло Скеджи, Бруно Мунари, а в новом поколении — группа Arte Povera. Италия преобразовалась тогда в передовой край европейского модернизма. Увидеть, как это революционное, левое и радикальное искусство, отвергавшее всяческую декоративность, оказывало воздействие на аналогичную в основном декоративную вещь, как мода, и интересно, и познавательно одновременно.
Платье Germana Marucelli
Roberto Capucci
Roberto Capucci
Roberto Capucci
Roberto Capucci
В первые же зале стоит кукла в идеальном минималистичном пальто цвета слоновой кости Mila Schon на фоне знаменитых порезанных холстов Лучо Фонтаны, и глубокая встречная складочка на его спине выглядит отражением данных самых порезов. Дальше красные и синие кубы Паоло Скеджи преломляются в шемизе Roberto Capucci из красно-чёрно-белых пластиковых квадратов. Скеджи ручным способом расписал платье Germana Marucelli из шёлка-шантунга, показанное в следующем зале (сама Сьюзи Менкес призналась, что никогда до этой выставки не слышала про Джерману Маручелли). И так в любом зале: некое творение послевоенного итальянского модернизма сопоставлено с неким произведением итальянской послевоенной высокой моды.
И тут необходимо сказать, что хотя архитектура Захи Хадид больше отвечает самой идее современности, а единый подиум, где были расставлены манекены и расположены арт-объекты, был задуман очень особенно хорошо, но искусство там немного терялось среди блестящей во всем моды. А в залах Палаццо Реале предметы искусства и связанные с ними в эстетическом плане предметы одежды были отделены от всего остального массива манекенов, и это делало весь контекст более чётким. Так что с вызовом в виде дворца кураторы вполне справились.
Ценность этой выставки не только в том, что узнаешь массу новых имён — не считая Germana Marucelli это и космический Emilio Schuberth, сестры Fontana, Fernanda Gattinoni, Renato Balestra, Sorelle Botti, Simonetta и ещё почти что что дюжина забытых сегодня итальянских домов. Великолепное богатство итальянской моды тогдашней эпохи — это только первое, самое поверхностное знание, которое выносишь оттуда.
Две модели, одетые в платья от Valentino. Фото: Federico Garolla. Рим, 1958
Платье Fontana
Вторым темпом отмечаешь куда более частные вещи. Например, видишь красное платье Valentino 1959 года, чей кринолин выложен объёмными розами, или его же нежно-салатного цвета платье-тогу на одно плечо 1968 года, которое носила Жаклин Онассис, и начинаешь понять, что Валентино Гаравани явился на итальянскую фэшн-сцену совсем готовым, со своим кристально чистым и утонченным стилем, и за более чем полвека карьеры мало изменился.
Но самым интересным для меня без посторонней помощи стало сравнение, которое тут неизбежно напрашивается, послевоенной итальянской и моды Франции. Если у французов был их парижский шик, их салоны, их Belle Epoque, их богема, их Диор и Баленсиага, то у обитателей Италии было абсолютно другое. У них была их dolce vita и dolce far niente, их знаменитые средиземноморские курорты с блеском и одновременно расслабленностью, а основное, их сартории — небольшие ателье и мастерские с портными, ткачами, обувщиками и ремесленниками самого высокого уровня.
Фото: Pasquale De Antonis, 1946
Босоножки Salvatore Ferragamo, 1955
Французская мода была более формальной, более торжественной, более праздничной. Итальянцы же нашли экстравагантное комбинирование легендарных кутюрных техник (используем тут это французское слово) с весёлой средиземноморской беззаботностью. За счёт этого говоря по существу у них и могла появиться эта вещь, как pijama palazzo («дворцовая пижама») Ирен Голицыной — целиком современная, кстати.
Глупый шик и при этом легкость обыдености — вот фирменное комбинирование, которое рождается в моде из Италии после войны и которое становится её ключевой характеристикой. Из данных дворцовых пижам, из геометричных чёрно-белых норковых пальто Fendi, сделанных юным Лагерфельдом, из маньеристского футуризма Роберто Капуччи и рафинированной театральности Джерманы Маручелли выросло после все — от Gianfranco Ferre до Prada и от Gucci до Dolce & Gabbana. И возлагаем надежду, вырастет ещё много чего. Предстоящее итальянской моды точно обязано быть как минимум интересным, чем её прошлое.
Фото: Ugo Mulas. Венеция, 1966
Платье Germana Marucelli
Фото: Ugo Mulas, 1958
